— Как появился «Байкальский исследовательский центр»?
— Эта организация была создана нами (группой молодых кандидатов наук) в 2003 году. «Байкальский исследовательский центр» изначально создавался как негосударственная научная организация, занимающаяся исключительно фундаментальными научными исследованиями в области экологии озера Байкал. Несмотря на то, что в момент создания центра мы были никому не известными молодыми учеными, за несколько лет нам удалось привлечь грантовое и частное финансирование своих некоммерческих проектов, создать полноценную рабочую группу и
с нуля, из полуразрушенного помещения, любезно предоставленного нам Иркутским госуниверситетом, создать современную научную лабораторию, оборудованную самым современным оборудованием.
В 2005 году мы заключили договор о сотрудничестве с Иркутским государственным университетом (ИГУ): по этому договору мы создали совместную хозрасчетную лабораторию в структуре НИИ биологии ИГУ, работающую, по сути, в режиме государственно-частного партнерства. С этого времени большая часть наших работ выполняется на базе этой лаборатории, часть работ по-прежнему в партнерских нам лабораториях институтов РАН и зарубежных научных центрах.
— Какие научные задачи решает ваша лаборатория?
— Мы занимаемся изучением экологии озера Байкал — совершенно уникального во многих отношениях водоема, территория которого сейчас находится в стадии «рыночного» освоения и нуждается в серьезном мониторинге и экологической защите. Более двух с половиной тысяч видов, обитающих в озере (большинство байкальских организмов — это эндемики, то есть кроме Байкала, их нигде больше нет), длительный период эволюционировали в условиях чистейшей воды и стабильных температур.
Антропогенное загрязнение озера — серьезный удар по эндемикам, и мы изучаем различные аспекты их устойчивости к влиянию стрессовых факторов среды.
Еще одна интересующая нас проблема — влияние глобального изменения климата на экосистему Байкала. Данные непрерывного 60-летнего мониторинга Байкала, полученные учеными НИИ биологии ИГУ, показывают, что за последние полвека среднегодовая поверхностная температура в озере выросла на 1,2 градуса. Потепление уже привело к существенным изменениям в планктонных сообществах Байкала, являющихся фундаментом экосистемы озера, и у нас есть основание полагать, что
многие байкальские эндемики просто не переживут увеличения температуры воды, особенно в сопровождении промышленного загрязнения озера, уступив место «сорным» видам вселенцам.
Этот вопрос мы сейчас изучаем. Так, с этого года нами начат большой международный проект «Lake Baikal and Biological Effects of Global Change (LabEglo)», проводимый совместно с консорциумом немецких научных центров: Helmholtz Centre for Environmental Research (UFZ), University of Leipzig, Alfred Wegener Institute for Polar and Marine Research (AWI) и Max Planck Institute for Mathematics in the Sciences. Одной из целей этого международного проекта будет изучение комплексных физиологических и генетических последствий совместного влияния промышленных загрязнителей на эндемичную байкальскую биоту в условиях изменения температуры среды обитания. Мы попытаемся спрогнозировать стрессовую устойчивость байкальских эндемиков с учетом дальнейших климатических изменений. Этот проект получил поддержку программы «Helmholtz-Russia Joint Research Groups» — совместной программы РФФИ и Объединения имени Гельмгольца (ФРГ).
— Кто работает в вашем центре?
— Сегодня у нас в группе 10 человек, выполняющих научные исследования. Это все молодые ученые — аспиранты, м. н. с., 4 кандидата и один доктор наук — я. Мне 35 лет, остальные мои коллеги еще моложе. Также есть несколько человек, занимающихся административной работой. Работа организована таким образом, чтобы максимально отгородить исследователей, занимающихся научным поиском, от бумажной и организационной рутины.
Я считаю, что совмещение научной и «бумажной» работы, как это часто происходит в институтах РАН и университетах, недопустимо и ведет к полной деградации научного процесса.
Все наши сотрудники работают очень интенсивно, большинство — «вахтовым методом», проводя часть времени в Иркутске, а часть — в Германии или США (у нас сейчас 5 работающих международных проектов с ведущими научными центрами этих стран). За период активной научной деятельности нашей группы (т. е. начиная с 2003 года)
нами выполнено и опубликовано несколько десятков российских научных статей, а также 2 главы в международных монографиях (США, Великобритания) и 18 статей в международных рецензируемых журналах.
— Как вы получаете финансирование для своих работ?
— Кроме частных источников мы являемся держателями нескольких международных грантов, инициативных грантов РФФИ, а также грантов Минобрауки в рамках ФЦП «Кадры». Кстати, борьба за государственные гранты стала одной из причин создания совместной лаборатории с университетом — независимым научным центрам в России, при прочих равных условиях, получить государственное финансирование «на науку» почти невозможно. В своей группе я собрал наиболее успешных студентов Иркутского университета, наши студенты и молодые ученые получили и получают всевозможные гранты и стипендии, включая именные стипендии президента и правительства РФ, губернаторские и мэрские стипендии, есть обладатели грантов президента, грантов Минобрнауки, трэвел-грантов немецкого фонда DAAD, других европейских и американских программ. Для проведения научных работ нами привлечены большинство грантов, которые только доступны ученым в России. Таким образом, можно сказать, что
наш случай является именно примером успешной частной инициативы в фундаментальной науке,
которая, вопреки сложившейся организационной академическо-вузовской структуре организации науки, вопреки существенной ограниченности в финансировании (особенно в региональных условиях), смогла наладить эффективную научную деятельность и выйти на международный научный уровень.