Лень и её лечение [Книга] 

К вопросу по эргономике и гигиене труда…

Лѣнь И ЕЯ ЛЪЧЕНІЕ

Переводъ съ французскаго.

Изданіе второе.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Книжный складъ В. И. Кубинскаго.

1901.

Электрическая типографія Барона Кридеиеръ. Лиговская 57..

ПРЕДИСЛОВІЕ.

„Лѣнь раньше насъ родилась»… „Лѣнь—мать всѣхъ пороковъ»… Вотъ та народная мудрость, которой глаголетъ Гласъ Божій. И въ силу этого убѣжденія, пустившаго въ народномъ сознаніи глубокіе ростки, на людей „лѣнивыхъ» смотрятъ не то съ сожалѣніемъ, не то съ презрѣніемъ. Больше съ презрѣніемъ.

Съ точки зрѣнія общественныхъ взаимоотношеній, этому такъ и быть надлежитъ. „ Лѣнивецъ»— это трутень въ муравейникѣ общественной дѣятельности. „Лѣнивецъ»—это вредный паразитъ присосавшійся къ общественному организму. Инстинктъ общественнаго самосохраненія требуетъ изоляціи вредныхъ членовъ общества, а потому лѣнивцамъ не можетъ быть пощады.

Но незыблемый законъ міровой эволюціи гласитъ, что у всякой медали есть своя обратная сторона. Имѣется она и у медали „лѣнивца».

Извѣстный французскій ученый Флери выступилъ со смѣлымъ тезисомъ, что „лѣнь» не есть формула, выражающая извѣстное звено въ цѣпи нравственныхъ принциповъ общественнаго организма, что она есть болѣзнь, такая-же, какъ и многія другія болѣзни, подлежащія лѣченію. Флери отожествляетъ „лѣнь» съ безволіемъ.

Лѣнивый человѣкъ обладаетъ слабой волей и потому, что онъ обладаетъ слабой волей — онъ лѣнивъ. Для всѣхъ, убѣжденныхъ сторонниковъ принципа больной, а не злой воли, тезисъ Флери безусловно симпатиченъ.

На, самомъ дѣлѣ, какъ часто приходится наблюдать человѣка, съ большимъ умомъ, еще большими талантами и громадной эрудиціей, затасканнаго средой, прозябающаго въ какихъ-то наиболѣе темныхъ закоулкахъ общественной жизни. Казалось бы, этому человѣку жить да поживать, да добра наживать и себѣ и своему обществу — а онъ довольствуется созерцаніемъ хода мирового развитія изъ своего маленькаго—маленькаго окошечка и „лѣнится» принять личное участіе въ кипучей работѣ поколѣній.

Онъ „лѣнтяй»—говорятъ о немъ люди. Онъ „боленъ» — заявляетъ Флери. И на излѣченіе этого больного человѣка авторъ предлагаемой брошюры несетъ свои знанія, свой опытъ, свои идеи. И давно пора.

Міръ несется впередъ съ головокружительной быстротой. Борьба за существованіе становится и ужаснѣе, и тяжелѣе отъ поколѣнія къ поколѣнію. Для самаго скромнаго существованія человѣкъ долженъ сосредоточить всѣ силы своего тѣла и духа, а лѣнь, эта злая мать всѣхъ пороковъ—то и дѣло подтачиваетъ ослабленный общественный организмъ въ самомъ корнѣ. Пускай же этюды, подобные предлагаемой брошюрѣ, прольютъ хоть часть свѣта въ мрачное царство „лѣни».

В. Андреевъ.

I

Основанія медицинской этики.

Я постоянно съ большимъ интересомъ наблюдалъ за людьми съ слабой волей, которыхъ обыкновенно называютъ лѣнивцами, и причиною этого интереса, безъ сомнѣнія, была боязнь, чтобы какъ нибудь не сдѣлаться самому такимъ же. А эти вялые, нерадивые, неуравновѣшенные люди встрѣ — чаются почти на каждомъ шагу и не только въ средѣ однихъ литераторовъ, но и во всѣхъ другихъ родахъ дѣятельности.

Мы каждый день встрѣчаемъ массу людей, начиная со школьника и кончая министромъ, сильно увлекающихся, съ быстрымъ соображеніемъ, которые много обѣщали въ будущемъ и подавали большія надежды и которые вдругъ или круто повернули совсѣмъ въ иную сторону, или же безсильно остановились на полъ-пути, не зная какъ и куда себя употребить, не имѣя силы окончить свою задачу.

При взглядѣ на подобныхъ людей, даже самые индиферентные къ несчастію ближняго, восклицаютъ: „Ахъ, какъ жаль!»—прежде, нежели подвести ихъ подъ рубрику „неудачниковъ». И намъ совершенно невольно приходитъ на умъ вопросъ, видя такого бьющагося и гибнущаго человѣка: неужели онъ не имѣлъ никакой возможности спастись? Неужели какой-либо болѣе сильный волею другъ или наставникъ не могли его направить къ цѣли? Какъ могъ человѣкъ, столь богато одаренный природою, окончить такимъ образомъ?

И вѣдь, никто даже не подумаетъ о тѣхъ средствахъ, которыя могли бы служить противъ подобнаго истощенія нравственной силы человѣка, гигіенѣ лѣни, этой формѣ усталости, и о лѣкарствѣ противъ безсилія дѣйствовать.

Данный вопросъ столь громадной общей важности, что я желалъ бы сдѣлать попытку намѣтить здѣсь его рѣшеніе и указать ту нравственность, которая соотвѣтствовала бы потребностямъ времени и которую должны будутъ установить медики-философы наступающаго вѣка. Дѣйствительно, есть основаніе думать, что спеціалисты, изучивъ нервную систему человѣка, поставятъ себѣ задачею въ не далекомъ будущемъ додумать о тѣхъ больныхъ духомъ,—которыхъ они прежде только описывали и классифицировали. И какъ простой врачъ пользуется опредѣленными средствами при болѣзняхъ сердца и легкихъ, такъ и они будутъ употреблять средства, направленныя къ излѣченію иного органа, который является для нихъ тѣмъ центромъ, гдѣ физическое вліяетъ на нравственное, какъ объ этомъ полагаетъ между прочимъ Фома Аквинскій.

Любить безъ особенно сильныхъ страданій и, работать безъ видимаго истощенія — вотъ задача, по моему мнѣнію, которой слѣдуетъ научить людей. И это явится для нихъ большимъ прогрессомъ въ томъ случаѣ, если только имъ это удастся. Ихъ методъ, какъ намъ кажется, не будетъ заключать въ себѣ одно только изложеніе хитроумныхъ наставленій или спасительныхъ правилъ. Умѣренному въ своихъ желаніяхъ и напередъ ограничивающему сферу своихъ дѣйствій, ему не слѣдуетъ увлекаться метафизическими спорами и трактовать о конечныхъ причинахъ. Его дѣйствія будутъ исключительно практическими, если они будетъ лишь средства и способъ пользованія ими.

И эта житейская этика мелкая на ряду съ другой, болѣе высшей.

Она не будетъ отличаться многословіемъ. Несомнѣнно, она издастъ сочиненія, цѣлью которыхъ будетъ передать спеціалистамъ будущую повѣсть ея новѣйшихъ изслѣдованій и привести въ надлежащую ясность состояніе знаній настоящаго времени. Но, главнымъ образомъ, ея желаніе будетъ обратиться къ клиническимъ средствамъ, обратиться къ этому злу и свои главныя заботы направить на него, — напр. на лѣнь, которая насъ въ данное время интересуетъ, — и которой подверженъ данный интеллигентный человѣкъ, напрасно теряющій свои силы, она заставить его сконцентрировать ихъ и направить, благодаря постоянному усилію къ опредѣленной цѣли.

Медицинская нравственность явится въ данномъ случаѣ индивидуальной, и главнымъ условіемъ ея выполненія явится согласіе самого больного отдать себя на попеченіе другихъ.

Если субъектомъ подобной болѣзни является ребенокъ, — то его родители или школьное начальство могутъ легко принять на себя эту роль руководителя и выполнить ее добросовѣстно.

Но человѣкъ взрослый, страдающій вслѣдствіе своей неспособности работать, — необходимо долженъ обратиться къ спеціалисту по гигіенѣ души, въ виду того, что для исцѣленія отъ подобнаго рода недуга недостаточна даже наилучшая книга, будетъ ли то „Воспитаніе воли» Пэйо или чудное сочиненіе „Радости жизни» Дж. Леббока. Безусловно необходимо, если мнѣ будетъ позволено такъ выразиться, существованіе какъ бы цѣлаго ряда поединковъ между ослабѣвающей волей лѣниваго и нравственной энергіей пекущагося о немъ лица.

Число спеціалистовъ по душевнымъ болѣзнямъ въ такомъ случаѣ уменьшится — хотя ихъ въ настоящее время уже немного. Знающій свое дѣло невропатологъ въ тоже время безусловно долженъ быть и спеціалистомъ по гигіенѣ души, такъ какъ неврозы на самомъ дѣлѣ являются ничѣмъ инымъ, какъ дурными привычками мозговой дѣятельности.

Не приходилось ли иногда и простымъ практикамъ не считая уже знающихъ психологовъ,— совершенно безсознательно совершать нравственныя излѣченія? Мнѣ необходимо признаться, что я даже самъ вылѣчилъ нѣсколькихъ лѣнивцевъ. И смѣю васъ увѣрить, что они явились ко мнѣ за совѣтомъ, хотя на моей, прикрѣпленной па двери доскѣ не значилось надписи: „Вылѣчиваетъ малодушіе и слабоволіе. У себя на дому отъ 1 ч. до 3 ч».

Лѣнь въ очень рѣдкихъ случаяхъ представляется намъ явленіемъ изолированнымъ.

Это безсиліе желать постоянно сопровождается еще и иными признаками, которые и заставляютъ обратиться къ врачу.

Въ огромной массѣ случаевъ взрослые лѣнивцы или, какъ ихъ еще называютъ, люди „съ слабой волей» въ тоже самое время являются и „съ ослабленнымъ питаніемъ» или по классическому выраженію профессора Бурманъ—  диспептиками или невропатами и, являясь къ врачу за совѣтомъ отъ расширенія желудка или отъ неврастеніи, они послѣ 2 и 3 мѣсячнаго надлежащаго лѣченія обыкновенно этими же средствами излѣчиваются и отъ безсилія воли.

Относительно же здоровыхъ людей, лѣнь которымъ желательна и которые находятъ свое благополучіе въ совершенномъ бездѣйствіи, — мы не станемъ даже и трудиться придти къ нимъ на помощь. Выводъ ихъ изъ ихъ милой апатіи совсѣмъ не является желаннымъ уже потому, что если бы всѣ люди вдругъ стали энергичными въ совершенно равной степени, борьба за жизнь явилась бы пустымъ звукомъ: всѣ явились бы первыми къ одной и той же цѣли.

Сверхъ сего, вы можете быть твердо увѣрены, — эти души даже и неизлѣчимы, ибо у нихъ не является раскаянія, а тѣ не совсѣмъ считаютъ себя несчастными, тѣ, которые не страдаютъ, — не захотятъ и лѣчиться. Но сколько другихъ, которые на самомъ дѣлѣ претерпѣваютъ страшныя муки вслѣдствіе своей слабости, сколько гибнетъ отъ одного жестокаго страха быть неудачниками! Подобный субъектъ—хотя онъ потомъ вылѣчился,— въ слѣдующихъ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ жаловался мнѣ въ своемъ письмѣ:

„Я, начавъ какую-либо работу, не могу привести ее къ концу! Принимаясь за нее, мною овладѣваетъ страшное нетерпѣніе поскорѣе усвоить ее и достигнуть цѣли, но для этого необходимо и терпѣніе, и постоянное усиліе, — и я никогда ничего не въ состояніи довести до конца.

„Прогуливаясь какъ-то за городомъ, я наткнулся на пустынное поле, покрытое скорѣе мусоромъ, чѣмъ травой. Тамъ находились 3 или 4 начатые строиться дома, очень красивыя зданія, изъ красныхъ кирпичей и бѣлыхъ камней. Въ продолженіе двухъ или трехъ лѣтъ стояли эти стѣны, но ни крыши, ни полы не были насланы, и неоконченныя окна зіяли своими отверстіями. Я не въ состояніи себѣ представить ничего болѣе гнетущаго, какъ видъ этихъ недодѣланныхъ построекъ. И моя душа совершенно похожа на нихъ: это такое пустынное поле съ нѣсколькими красивыми непокрытыми домиками».

Подобные типы внушаютъ большую симпатію и ихъ можно спасти: они сами сознаютъ причину ихъ несчастья, скорбь ихъ чрезвычайно сильна, и они съ совершенной покорностью призываютъ къ себѣ на помощь.

Но здѣсь весьма возможнымъ является возраженіе, о которомъ я не намѣренъ умалчивать. Бурже его выразилъ въ прекрасной, но и крайне несправедливой формѣ, говоря, что главная мечта доктора заключалась всегда въ желаніи замѣнить „Евангельскія слова коробкой съ пилюлями».

Необходимо согласиться, что гигіена, предлагаемая здѣсь мной, имѣетъ дѣйствительное значеніе лишь въ томъ случаѣ, когда данный субъектъ находится съ глазу на глазъ въ пріемной спеціалиста, и такимъ образомъ она представляется какъ бы свѣтской исповѣдью, въ которой нѣтъ ни обаянія, ни поэзіи; это исповѣдь передъ сѣдалищемъ жреца, получающаго извѣстный гонораръ за свои совѣты, не облеченнаго въ соотвѣтственное одѣяніе и не имѣющаго власти „вязать и рѣшить», какъ говоритъ Евангеліе. Какимъ образомъ возможно намъ довѣрить женщинъ, когда мы не налагали на себя обѣта безбрачія! Вотъ тѣ аргументы, которые я предвижу.

Впервые здѣсь, быть можетъ, размышляя объ этомъ, я узрѣлъ ту великую и глубокую пользу, которую оказываетъ намъ таинство покаянія.

Хотя необходимо признать, что католическій священникъ постоянно главное свое вниманіе обращаетъ на тѣ грѣхи, которые являются, какъ результатъ гордости и распутства, а не на послѣдствія нерадивости. Онъ предписываетъ смиреніе и съ большимъ трудомъ соглашается признать законность честолюбія, будучи самъ связанъ общиной и обѣтомъ бѣдности.

Его жизнь собственно находится „на верху», а наше кратковременное существованіе на землѣ представляется постоянно достаточно прекраснымъ. Христіанская нравственность имѣетъ скорѣе цѣлью приготовлять избранниковъ для неба, чѣмъ бодрыхъ и сильныхъ борцовъ для міра. А между тѣмъ насъ необходимо принуждать къ борьбѣ, необходимо возвышать возбужденіе въ нашихъ силахъ и не позволять имъ безполезно растрачиваться, необходимо употреблять всевозможные пріемы, припуждающіе пасъ желать сильно и упорно, такъ какъ въ иномъ случаѣ мы, избалованная романская раса, можемъ въ одинъ прекрасный день быть увлеченными какой-либо иной національностью, обладающей болѣе практическимъ умомъ, идеалами и стремленіями.

И, по моему мнѣнію, не сегодня — завтра, когда появится какой нибудь дѣльный и честный врачъ, который, оставаясь парижаниномъ, не станетъ бояться казаться смѣшнымъ, — и будетъ ревностнымъ проповѣдникомъ нравственности, заслужитъ наивысшее достоинство моралиста, вслѣдствіе благородства своей жизни и достоинства своихъ ученыхъ трудовъ. И если онъ окажется хорошимъ знатокомъ человѣческаго сердца, — будущее будетъ принадлежать ему, — такъ какъ онъ въ состояніи будетъ привлечь подъ видомъ невропатовъ массу больныхъ духомъ, и подобно какому- либо Марселю Депре, который воспользовался тщетно пропадавшими силами слѣпой природы, — какъ-то водопадами, морскими приливами и отливами, точно также знающій моралистъ будетъ въ состояніи удвоить сумму энергіи воли и нравственной силы, которыми каждый человѣкъ располагаетъ. И, кажется, представляется возможность предусмотрѣть тѣ средства, которыми онъ пророетъ каналъ, гдѣ, подобно волнамъ, эти одержимые болѣзнью духа люди перестанутъ, наконецъ, расходоваться и теряться, пріобрѣтутъ снова силу и сдѣлаются полезными.

Если какая-либо система нравственности окажется въ состояніи удовлетворить потребностямъ нашего электрическаго времени, — то это, безъ сомнѣнія, та, которая, не оказывая препятствія христіанской морали, лишь пополнитъ ее, — оказывая помощь потерявшимъ вѣру или силу пользоваться ею.

II

Возможно ли лѣчить лѣнь? Примѣры: АльФьери Ж. Ж. Руссо, Гете, Дарвинъ, Бальзакъ, Золя.

Обыкновенно, при всякой моей попыткѣ на выраженіе надежды на появленіе новой нравственности, которая была бы способна укрѣпить людей съ слабою волею и успѣшно бороться съ человѣческой лѣнью — мнѣ ставили слѣдующее возраженіе:

Но вѣдь лѣнь, даже по самому опредѣленію, есть изъ самыхъ неизлѣчимыхъ болѣзней, единственнымъ лѣкарствомъ противъ которой является трудъ, т. е. именно то, на что совершенно неспособны лѣнивые люди.

Парадоксъ этотъ чрезвычайно легко опровергнуть, но онъ можетъ обратиться въ болѣе серьезный аргументъ. По мнѣнію Тэна, да и еще многихъ физіологовъ, мозговая клѣтка обладаетъ присущимъ ей характеромъ, что, иначе выражаясь, наша душа неизмѣнна и фатальна, никакая человѣческая сила не въ состояніи измѣнить ее къ лучшему или худшему. Но я придерживаюсь того глубокаго убѣжденія, что этотъ взглядъ весьма часто разбивается о дѣйствительность. Для того, чтобы опровергнуть его, совершенно достаточно представить тотъ не возбуждающій ни малѣйшаго сомнѣнія фактъ, что большинство лѣнивцевъ не бываетъ ими постоянно и что воля огромной массы людей претерпѣваетъ колебанія, подобныя колебаніямъ ртути въ манометрѣ.

Согласимся считать лѣнивцевъ тѣмъ, чѣмъ они почти постоянпо бываютъ — именно невропатами, а самыя неврозы — дурными привычками мозговой дѣятельности.

Установимъ также разъ навсегда, что существуетъ еще огромная масса людей — равнодушныхъ и необладающихъ чувствительностью, на которыхъ не дѣйствуетъ никакая мѣра: такіе люди безнадежны, не испытываютъ никакихъ страстей, и къ судьбѣ ихъ мы относимся совершенно индиферентно.

Но лѣнивые, чувствующіе нѣчто въ родѣ раскаянія, главнымъ же образомъ, временные лѣнивцы, легко поддаются излѣченію или по крайней мѣрѣ улучшенію) въ большихъ размѣрахъ, — я это испыталъ на опытѣ.

Люди подобнаго сорта ожидаютъ постоянно вдохновенія, которое мы, въ той или другой мѣрѣ по временамъ, получаемъ все и которое состоитъ въ болѣе легкомъ, естественномъ и безъ особенныхъ усилій осуществленіи нашей мысли, въ способности производить нашу работу свободно, при совершенной полнотѣ всѣхъ нашихъ умственныхъ способностей.

Этихъ людей можно сопоставить съ парижскими  бродягами, ремесло которыхъ заключается въ бѣганьи за каретами ради предложенія своихъ услугъ по переноскѣ вещей. Въ праздности и скукѣ они проводятъ цѣлые дни, толкаясь около вокзаловъ. При видѣ фіакра съ нагруженными на него сундуками, у нихъ тотчасъ же является мысль о возможности пріобрѣсти работою нѣсколько су. И вотъ, они, запыхавшись, бѣгаютъ изъ Орлеана въ Отель С. Лазаря въ Бреси, красные, всѣ въ поту, расходуя огромную силу въ этой гонкѣ за лошадьми, стараясь какъ можно болѣе казаться изнуренными и тѣмъ самымъ внушать большее состраданіе къ себѣ и оканчиваютъ обыкновенно тѣмъ, что сами вдохновляются этой ролью въ полномъ убѣжденіи, что о нихъ подумаютъ: „Неужели подъ силу такому несчастному человѣку исполнить столь тяжкую работу!». Дѣйствительно, эта работа гораздо тяжелѣе, чѣмъ цѣлый день регулярныхъ занятій, но парижанина очень трудно надуть, и онъ составилъ себѣ взглядъ на данныхъ людей, какъ на лѣнтяевъ, и если и проявляетъ къ нимъ иногда нѣкоторую жалость, то очень незначительную.

Лѣнтяи въ свободныхъ профессіяхъ — очень часто подобнаго же рода. Они способны къ громаднымъ временнымъ усиліямъ, которыя наступаютъ у нихъ послѣ продолжительной и совершенно ненужной траты времени умственнаго бездѣйствія. Они проводятъ свою жизнь въ построеніи различныхъ плановъ, пока, наконецъ, на нихъ не найдетъ вдохновеніе или пока денежная нужда не принудитъ ихъ къ дѣятельности. И только весьма рѣдко, какъ мы упомянули, они обнаруживаютъ довольно значительныя, хотя и кратковременныя напряженія. И этими-то напряженіями и необходимо бываетъ пользоваться при ихъ излѣченіи.

Дѣло здѣсь заключается не въ томъ, чтобы принудить субъекта, не имѣющаго никакого представленія о работѣ, работать постоянно, но чтобы замѣнить регулярнымъ и умѣреннымъ трудомъ безъ всякой усталости эти значительныя усилія, которыя безусловно истощаютъ умственную энергію и даютъ едва только посредственные результаты. Это дѣло вполнѣ исполнимо, въ виду того, что колебанія человѣческой силы повинуются тѣмъ же самымъ законамъ, которыми управляется и сила физическая.

Существуетъ мнѣніе, что масса великихъ людей въ видахъ качества умаляютъ важность данныхъ имъ природою даровъ, дабы тѣмъ самымъ возвысить торжество своей побѣды надъ слабостью. По моему мнѣнію, если разсмотрѣть данный фактъ поближе, то окажется, что они говорятъ истину и что невропаты — лѣнивцы, подверженные угрызеніямъ совѣсти, представляютъ истинный разсадникъ великихъ умовъ.

Сколько великихъ людей называетъ намъ исторія, которые были въ дѣтствѣ дурными учениками!

Приведемъ для доказательства нѣсколько примѣровъ:

Итальянскій драматургъ Альфіери былъ настолько лѣнивъ, что отдавалъ приказаніе привязывать себя къ столу для того, чтобы понудить себя къ сочиненію и вылить въ окончательной писанной формѣ тѣ образы, которые наполняли его умъ, отличительными качествами котораго было быстрое соображеніе и крайняя слабость при малѣйшей попыткѣ къ исполненію работы.

Ж. Ж. Руссо въ своей „Исповѣди» разсказываетъ слѣдующее: „впродолженіе долгаго времени онъ не въ состояніи былъ мыслить и диктовать иначе, какъ только лежа. Лишь только онъ поднимался, мозгъ его тотчасъ же начиналъ ослабѣвать, память исчезала, для него являлось невозможнымъ тогда уже сосредоточить на чемъ-либо все свое вниманіе и въ своихъ идеяхъ онъ не обрѣталъ болѣе связи». Жизнь его, хотя и не можетъ считаться идеаломъ нравственнаго совершенства, какъ мы его понимаемъ въ концѣ даннаго столѣтія, тѣмъ не менѣе не возможно не констатировать, что данный неврастеникъ занимаетъ давольно видное мѣсто въ исторіи человѣческой мысли.

Олимпіецъ Гете, образъ и имя котораго постоянно приходятъ намъ на умъ тотчасъ же, лишь только мы пожелаемъ представить въ своемъ воображеніи наиболѣе совершеннаго владыку надъ своею собственною личностью, — Гете, котораго мозгъ, по нашему мнѣнію, не зналъ, что такое усталость, могъ работать только очень незначительное время втеченіе дня. Онъ работалъ исключительно по утрамъ. „Все остальное время я отдаю житейскимъ дѣламъ», разсказывалъ онъ въ своей„жизни».

Но гораздо болѣе характерный примѣръ представляетъ намъ великій Дарвинъ. Все, что онъ разсказывалъ о самомъ себѣ и то, что повѣдалъ о немъ его сынъ, представляется настолько интереснымъ, что мы считаемъ необходимымъ остановиться на этомъ нѣсколько подробнѣе.

Этотъ философъ, давшій измѣненіе наукѣ и представившій людямъ одно изъ самыхъ величественныхъ и наиболѣе вѣроятныхъ предположеній о единствѣ природы, этотъ писатель, личныя наблюденія и начитанность котораго колоссальны, — отличался весьма медленнымъ умомъ, памятью слабою и настолько разсѣянною, что онъ не въ состояніи былъ удержать въ головѣ какой-либо стихъ или собственное имя далѣе одного, двухъ дней.

Почти совершенно лишенный воображенія, онъ сознавался съ неподражаемой и искренней скромностью, что не имѣетъ достаточно критической мысли для сужденія о чьемъ-либо произведеніи,, за исключеніемъ своего собственнаго.

Постоянно больной, всегда усталый, онъ зиму и лѣто проводилъ въ деревнѣ и такъ быстро утомлялся, что ему было запрещено принимать друзей и бесѣдовать съ ними.

Онъ энергично могъ работать никакъ не болѣе часа въ день: отъ 8—9 утра. Затѣмъ онъ отправлялся къ своимъ домашнимъ и, отдыхая тамъ, просилъ прочесть ему газеты или нѣсколько страницъ романа. Въ 10 1/2 ч. онъ снова возвращался въ свою лабораторію и пробивалъ тамъ до 12, и такъ онъ поступалъ до конца своей жизни.

Мало, конечно, можно встрѣтить людей настолько слабыхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ настолько способныхъ, чтобы они могли исполнить подобную работу. Поразительное могущество одной главной управляющей идеи, такъ сказать „idee fixe», въ  мозгу такой не болѣе какъ посредственной энергіи! Лѣнивцы постоянно высказываютъ справедливыя жалобы на скорую усталость и невозможность остановить свое вниманіе втеченіе нѣкотораго продолжительнаго времени на одномъ и томъ же предметѣ. Подобная слабость воли, подобное безсиліе вниманія доставляли Дарвину страданія гораздо болѣе, чѣмъ кому-либо другому, такъ какъ онъ съ большимъ трудомъ былъ въ состояніи работать непрерывно болѣе часа.

Но этотъ талантливый невропатъ инстинктомъ своимъ понималъ то великое благо, которое можно извлечь изъ зла. Онъ угадалъ, что подобные ему, малоподвижные, съ слабою волею, мономаны, рабы своей привычки, въ состояніи измѣнить свои недостатки и обратить ихъ въ добродѣтель и свою распущенность перемѣнить на спасительную сосредоточенность, добровольное вниманіе, на которое они не способны, замѣнить вниманіемъ искусственнымъ, влеченіемъ къ одной идеѣ, къ одному «коньку», постоянно осѣдланному. И если, данный „конекъ» явится плодотворной идеей, то въ такомъ случаѣ та манія, которая для цѣлой массы невропатовъ является источникомъ безплодныхъ мученій, —можетъ сдѣлаться геніальною.

Всѣ, кто былъ знакомъ съ Бальзакомъ, между прочимъ Теофиль Готье, разсказывали, что онъ часто любилъ сознаваться въ своемъ довольно оригинальномъ влеченіи къ лѣни и въ тѣхъ страданіяхъ, съ которыми ему приходилось побѣждать это зло.

На этотъ поучительный примѣръ мы укажемъ еще далѣе.

Взгляните въ шкафахъ вашей библіотеки на полки, заполненныя 26-ью обширными томами изданія Леви. Взвѣсьте каждый томъ, сочтите строки на страницахъ, при этомъ не упустите изъ виду, что Бальзакъ передѣлывалъ свои черновики по 3 и 4 раза, а иногда и еще болѣе, вспомните, какую массу незабвенныхъ персонажей онъ создалъ, то огромное вліяніе, которое имѣлъ его трудъ на умы XIX вѣка, и представьте теперь себѣ, что данный обширный трудъ былъ совершенъ всего лишь въ 23 года лицомъ, которое любило все, исключая работы.

Вотъ его повѣсть о себѣ словами Рафаэля де-Валентенъ. „Это каждодневная жертва, эта работа шелковичныхъ червей, незнакомая міру и единственная награда которой заключается, можетъ быть, въ самой работѣ. Начиная съ возраста, съ котораго я началъ мыслить, и кончая тѣмъ днемъ, въ который я окончилъ свою работу, я дѣлалъ наблюденія, читалъ, писалъ безъ устали, и жизнь моя представлялась какъ бы длиннымъ заданнымъ урокомъ. Чувствуя склонность къ восточной лѣни, мечтательный, чувственный, я постоянно работалъ, отказывая себѣ въ прелестяхъ парижской жизни. Отъ природы обжорливый, — я былъ постоянно воздержанъ; страстный любитель прогулокъ, морскихъ катаній, желающій узрѣть новыя страны, — я всегда пребывалъ дома съ перомъ въ рукѣ. Я спалъ на своей одинокой постели, точно членъ ордена св. Бенедикта, а между тѣмъ женщина была для меня тою единственною мечтою, которую я ласкалъ и которая отъ меня убѣгала».

Вотъ возгласы возмущенія противъ тираніи неотступной идеи, благодаря которой вы дѣлаетесь болѣе великимъ, чѣмъ ваши собственныя силы и которая охраняетъ васъ вѣрнѣе отъ радостей настоящей жизни любой монастырской рѣшетки.

И единственная радость, единственное наслажденіе подобной работы заключались въ сознаніи добросовѣстнаго исполненія своей задачи, при участіи своей скрытной энергіи, своего жаждущаго творчества ума.

Изъ всѣхъ великихъ работниковъ настоящаго времени самыми драгоцѣнными данными снабдилъ меня Э. Золя. Я имѣлъ полную возможность наблюдать его вблизи, во время отдыха, какъ одинъ изъ его близкихъ знакомыхъ и, безъ сомнѣнія, его примѣръ принудилъ меня подумать о лѣни и сдѣлать попытку найти средство для ея исцѣленія. При всемъ глубокомъ уваженіи, которое внушается его произведеніями, никто не вступитъ съ нами въ споръ по поводу того, что мы отзовемся о Золя отнюдь не какъ о человѣкѣ совершенномъ и исключительномъ, а просто болѣе сильномъ и менѣе неудачникѣ всѣхъ прочихъ писателей настоящаго вѣка. Безъ сомнѣнія, онъ обладаетъ вдохновеніемъ, и его творческая сила нисколько не уменьшилась за 30 лѣтъ работы. Но и этотъ великій и плодотворный работникъ — большой любитель отдыха и онъ себя чувствуетъ особенно хорошо послѣ того, когда, окончивъ работу, онъ безъ всякаго угрызенія совѣсти можетъ предаться прелестямъ бездѣйствія.

Природа дала ему далеко не блестящее дарованіе. Онъ обладаетъ самой посредственной способностью ко вниманію. Конечно, она является необходимою для его романовъ и настолько существуетъ у него, но зато онъ не въ состояніи заниматься чтеніемъ отвлеченныхъ произведеній и читаетъ только такія книги, въ которыхъ онъ желаетъ найти что-либо необходимое для своихъ цѣлей. Онъ читаетъ не съ цѣлью научиться самому, и его мозгъ совершенно непригоденъ для роли ученаго. Что же касается его воли, то она настолько слаба и имъ это такъ хорошо сознается самимъ, что онъ инстинктивно прибѣгаетъ къ различнымъ хитростямъ съ цѣлью пополненія этого недостатка.

Здѣсь слѣдуетъ припомнить романъ „Радости бытія» — Лазаря, который начинаетъ самые лучшіе проекты, но изъ нихъ не выполняетъ ни одного, начинаетъ сотню вещей и ни одной не оканчиваетъ. Въ этомъ удивительномъ героѣ психологическаго романа съ поразительной ясностью выраженъ пессимизмъ безсильныхъ людей.

Однажды, на мои слова, что я нахожу типъ Лазаря чудно выполненнымъ, Золя признался мнѣ, что онъ всю свою жизнь опасался, какъ бы пе сдѣлаться подобнымъ Лазаремъ. Дѣйствительно, произведенія подобнаго рода могутъ быть списаны только съ самого себя.

У Гонкуровъ мы находимъ слѣдующую глубокую фразу:

„Самые великіе поэты, можетъ быть, тѣ, произведенія которыхъ неизвѣстны свѣту».

Эта фраза представляетъ намъ доказательство того, что они сами не довѣряли своимъ силамъ и хорошо сознавали разницу между желаніемъ создать какое-либо произведеніе и его окончательнымъ выполненіемъ. И очень можетъ быть, что великій Золя едва-едва не сдѣлался подобнымъ же неизданнымъ поэтомъ. Онъ съ ужасомъ видѣлъ зло, упорно боролся съ нимъ и въ концѣ-концовъ побѣдилъ, — но зато наградилъ имъ одного, изъ геровъ своего романа.

Слѣдуетъ принять во вниманіе еще слѣдующее: Золя не въ состояніи работать болѣе 3 часовъ въ сутки, онъ никогда не можетъ принудить себя къ болѣе продолжительному занятію. „Я чувствую себя совершенно больнымъ, когда превышаю эту мѣру», часто говаривалъ онъ мнѣ.

Эти три часа ежедневной работы, — какъ видно изъ цѣлой сотни разсказовъ интервьюверовъ, — онъ употребляетъ слѣдующимъ образомъ: одинъ часъ утромъ, послѣ сна, — часъ наиболѣе продуктивной работы, ибо тогда умъ яснѣе и живѣе, и фраза какъ будто сама бѣжитъ изъ-подъ пера выразительной и законченной. Но усталость не заставляетъ себя ждать: необходимо закусить для возстановленія своихъ силъ и для развлеченія прочитать газеты.

Съ 10 часовъ до 12 Золя снова принимается за работу’ но уже съ меньшею легкостью и успѣшностью, чѣмъ въ первый часъ, и этимъ работа оканчивается. Теперь онъ въ состояніи писать развѣ только письма. Вотъ способность одного изъ наиболѣе выдающихся умовъ въ области современной намъ литературы.

При подобной умѣренности въ работѣ, этотъ человѣкъ при посредственныхъ вниманіи и воли, при скороутомляющейся мысли — считаетъ возможнымъ представлять намъ каждый годъ одну изъ подобныхъ книгъ, въ которыхъ мы находимъ и цѣлостность расположенія, и соотвѣтственное число лицъ, и обрисовку характеровъ, и силу развитія дѣйствія и выразительность слога, однимъ словомъ, все, что свидѣтельствуетъ о творческой силѣ или, короче говоря, о талантѣ.

Если я позволилъ себѣ остановиться нѣсколько долго на данномъ примѣрѣ, то это въ виду того, что онъ, по моему мнѣнію, является особенно поразительнымъ и интереснымъ, — потому еще, что Золя совершенно машинально создалъ гигіену труда, о которой ранѣе никто не размышлялъ и которой между тѣмъ слѣдовала масса великихъ умовъ, главнымъ же образомъ — Дарвинъ.

Приводя въ соотвѣтствующую группировку эти мелкіе факты изъ исторіи литературы, не находимъ ли мы, что они даютъ надежду людямъ слабымъ и отчаивающимся? Дарвинъ былъ слабѣе многихъ, и воля Золя, какъ мы видѣли, не отличается энергіей. Отсюда является неизбѣжный выводъ, что всякій, кто не терзался сознаніемъ своей лѣни и страхомъ быть ею подавленнымъ, всякій можетъ питать надежду на излѣченіе.

Для поднятія ослабѣвающей силы, для борьбы противъ усталости существуютъ особаго рода топическія средства для нервной системы и пріемы, при помощи которыхъ намъ представляется возможность уменьшить недостатокъ добровольной энергіи и настойчивости.

Изъ всѣхъ указанныхъ нами выше примѣровъ постараемся теперь вывести правила гигіены, — которымъ обязаны будутъ слѣдовать лѣнивцы или самостоятельно, или подъ чьимъ-нибудь руководствомъ.

III.

Способы лѣченія лѣни. Гигіена тѣла.

Приведенные нами примѣры великихъ людей, создавшихъ, не смотря на свою слабость, великолѣпныя произведенія, — безъ всякаго сомнѣнія, являются ужъ слишкомъ рельефными примѣрами.

Бодрость бываетъ заразительна и большимъ ободреніемъ является знакомство съ тѣмъ, что Бальзакъ и Золя имѣли сначала сильную склонность къ отдыху, что мозгъ Руссо такъ быстро уставалъ и ослабѣвалъ, что ему необходимо было диктовать только лежа, и что Дарвинъ является однимъ изъ наиболѣе слабыхъ, непостоянныхъ и быстроутомляющихся людей. Но не будемъ предаваться иллюзіи относительно количества лѣнивыхъ, излѣчившихся яко бы самостоятельно: такіе люди встрѣчаются столь же рѣдко, они являются такими же феноменами, какъ тѣ великіе историческіе герои, которые, одни, безъ помощи учителя, создавали алфавитъ, научались рисовать или дѣлали открытія въ области геометріи, каковымъ примѣромъ служитъ намъ Паскаль, будучи ребенкомъ.

Когда дѣло касается васъ или меня, т. е, лицъ, не имѣющихъ особыхъ притязаній считаться героями, намъ, по моему мнѣнію, для исцѣленія отъ лѣни, а равно и для излѣченія слабости желудка необходимо обратиться за совѣтомъ къ какому либо свѣдущему человѣку, способному дать намъ хорошій совѣтъ и непосредственно слѣдить за его выполненіемъ.

По большей части мы представляемъ изъ себя весьма плохихъ врачей и тѣ изъ насъ, которые способны къ прекрасному анализу, ведутъ себя совершенно не такъ, какъ слѣдовало бы.

Масса людей обладаетъ столь блѣднымъ и слабымъ сознаніемъ необходимости присутствія для нихъ какого-либо посторонняго свидѣтеля, т. е. человѣка, который принуждалъ бы ихъ къ регулярной работѣ.

Въ годъ моего приготовленія къ экзаменамъ, мы, трое земляковъ рѣшили подготовляться вмѣстѣ, безпрерывно. Дѣло шло прекрасно, но едва только кто-либо изъ насъ оставался впродолженіе нѣсколькихъ часовъ одинъ — тѣмъ тотчасъ же начинала овладѣвать природная лѣнь, и въ его занятіяхъ не было уже той энергіи, онъ безпрерывно подходилъ къ окну, смотрѣлъ по сторонамъ, дѣлалъ массу совершенно ненужныхъ вещей или просто- напросто скучалъ.

„Ротозѣйничалъ» — вотъ подходящее безусловно слово для опредѣленія подобной бездѣятельности, которая неизбѣжно влекла за собой страшную скуку и которую мы нерѣдко предпочитали часамъ бодрой работы, оставлявшей въ нашей нервной системѣ чувство полнѣйшаго удовлетворенія или, другими словами, законнаго успокоенія, подобно хорошему обѣду, до котораго вы чувствуете голодъ, или естественно закончившееся любовное напряженіе.

Я съ большимъ вниманіемъ и даже нѣкоторой симпатіей наблюдалъ за жизнью одного изъ болѣе милыхъ и несчастныхъ молодыхъ людей. Онъ впродолженіе 6 или 7 лѣтъ былъ непосредственнымъ помощникомъ одного дѣлового, господина. Его честность, чутье и дѣловитость, его техническія знанія стояли на столь высокой степени, что всѣ предсказывали ему блестящую карьеру, лишь только онъ поведетъ дѣло самостоятельно. Кромѣ того, онъ обладалъ рѣдкими литературными и философскими познаніями. Но когда онъ самъ сдѣлался хозяиномъ, и его поступки ужъ не подлежали ничьему контролю, онъ повелъ свои дѣла такъ плохо, что не болѣе какъ черезъ 4 года въ его дѣла должно было вмѣшаться правосудіе. Такъ точно мы знаемъ о существованіи прекрасныхъ растеній, для которыхъ опора является необходимостью.

И я уже высказалъ тѣ соображенія, вслѣдствіе которыхъ мнѣ хотѣлось бы, чтобы подобной опорой для ума другихъ явился именно врачъ.

Безчисленное множество разъ доказанный фактъ, что лѣнивцы при ближайшемъ ихъ изученіи являются постоянно и невропатами, — указываетъ намъ на необходимость установленія способа лѣченія тѣла, гигіену организма, дабы одновременно подѣйствовать и на душу и поддержать ее.

И вотъ наши тезисы:

Однимъ изъ главныхъ признаковъ неврастеніи является неспособность къ болѣе или менѣе продолжительному труду, безразлично — будетъ ли то трудъ физическій или умственный. Эта, какъ обыкновенно называютъ ее, „модная болѣзнь» представляетъ намъ не что иное, какъ истощеніе мозговой клѣтки, которое сопровождается усталостью во всемъ организмѣ, подавленностью вниманія и ослабеніемъ воли.

Весьма естественно поэтому примѣнить по отношенію къ лѣни разумное лѣченіе неврастеніи, лѣченіе, подробности котораго я не такъ давно пытался выяснить въ своемъ небольшомъ сочиненіи (Traitement rationnel de la neurasthenie).

При лѣченіи неврастеника, по моему мнѣнію, необходимо совершать слѣдующее:

1. Распредѣлить употребленіе сутокъ, подобно образу жизни монаховъ. Это является условіемъ душевнаго мира, и мы увидимъ далѣе тѣ выгоды, которыя получаетъ умъ отъ подобной дисциплины.

2. Предписать больному діэту въ видахъ уничтоженія тяжелыхъ ощущеній въ желудкѣ прилива крови, послѣобѣденной сонливости, перемѣнной умственной возбужденности и подавленности — этихъ спутниковъ труднаго пищеваренія.

Субъекты, обладающіе слабой волей, очень часто страдаютъ медленнымъ пищевареніемъ, съ другой же стороны нашъ умъ становится столь бѣднымъ, столь затуманеннымъ и неяснымъ, когда мы встаемъ изъ-за стола съ краснымъ лицомъ, съ короткимъ дыханіемъ, разстегнувши жилетъ и,  распоясавшись, испытываемъ мучительное чувство изжоги.

3, Необходимо дать нервнымъ людямъ, весьма часто подверженнымъ безсонницѣ, —правильный, глубокій и укрѣпляющій сонъ.

4. Необходимо, наконецъ, употребленіе тонизирующихъ средствъ, не возбуждающихъ на одинъ только моментъ, но мало-по-малу и безпрерывно поддерживающихъ напряженіе мышцъ, силу, способную подчиняться велѣніямъ воли.

Всевозможныя лѣкарства, элексиры, вина, сиропы и пилюли, не смотря на то, что онѣ портятъ желудокъ,— рѣдко являются прекраснымъ тоническимъ средствомъ для нервной системы.

Почти постоянно слѣдуетъ въ данномъ случаѣ отдавать предпочтеніе механическимъ средствамъ, вродѣ массажа, душей, физическимъ упражненій, умѣренной ѣзды на велосипедѣ, статическаго электричества, лѣченія воздухомъ, подкожныхъ вспрыскиваній, нейтральныхъ солей и растиранія волосяными перчатками.

У больныхъ лѣнивцевъ, являющихся за совѣтомъ, не имѣется постоянно возможности пользованія воздухомъ въ какой-либо гористой мѣстности, поэтому необходимо производить лѣченіе ихъ въ той мѣстности, гдѣ они обыкновенно обитаютъ, и еще лучше держать этихъ больныхъ постоянно около себя, дабы ежедневно можно было бы слѣдить за ихъ выздоровленіемъ. При данныхъ условіяхъ употребленіе сыворотки на мой взглядъ наиболѣе простое, дѣйствительное и подходящее средство для нервной системы.

Выражаясь моднымъ въ настоящее время языкомъ физіологіи, я скажу, что данный подобнымъ образомъ мозговой дѣятельности толчекъ улучшаетъ питаніе и, главнымъ образомъ, облегчаетъ процессы клѣточной интеграціи и дезинтеграціи, къ которымъ обыкновенно сводится всякая умственная дѣятельность. Какъ скоро, поднимается вопросъ о дѣйствіи лѣкарствъ, неисправимый мольеровскій врачъ пытается отдѣлаться однѣми громкими фразами вмѣсто того, чтобы сказать просто, что небольшое количество соленой воды, введенное подъ кожу, производитъ возбужденіе въ человѣческой машинѣ, даетъ помощь ослабѣвшему мозгу въ борьбѣ противъ сна, противъ сопротивленія усталости и помогаетъ понимать болѣе ясно и не столь быстро забывать. Но удалимся изъ области туманнаго и смутнаго и поставимъ гипотезу, что одинъ изъ подобныхъ нервныхъ лѣнивцевъ явился за совѣтомъ къ кому нибудь изъ моихъ собратьевъ. Этетъ послѣдній принужденъ будетъ выписать слѣдующій подробный рецептъ:

Распредѣленіе образа жизни:

Въ 7 часовъ — вставать, умственныя занятія (1 1/2 часа).

Въ 8 1/2 ч, — завтракать, читать газеты и письма.

Въ 10 ч. — вторично работать втеченіе 1¹/² ч.

Въ 11 1/2 ч.—отдыхать.

Въ 12 ч.—завтракать, 1/2 ч. отдыхать и совершать прогулку отъ 1/2 ч. до 3/4 часа.

Время послѣ 12-ти часовъ посвящать текущимъ дѣламъ, визитамъ и прочее.

Въ 7 часовъ — обѣдать, отдыхать, прогуливаться.. Ложиться спать въ опредѣленный часъ.

Если мы имѣемъ дѣло съ больнымъ слабымъ и истощеннымъ или съ субъектомъ, страдающимъ упорной безсонницей, то слѣдуетъ посовѣтовать ему ложиться спать тотчасъ послѣ ужина. Весьма частая безсонница интеллигентныхъ лѣнивцевъ, имѣющихъ обыкновеніе заниматься по вечерамъ, является слѣдствіемъ того, что мозгъ ихъ, недостаточно утомленный за день, продолжаетъ свою работу по инерціи и въ часы, предназначенные для сна. Безсонница у невропата является плохой привычкой, и ее необходимо лѣчить какъ явленіе душевнаго недуга. Строгая дисциплина принесетъ гораздо большую пользу этому недугу, нежели всѣ медицинскія средства отъ безсонницы.

Быть можетъ, кто-либо, прочтя главу, пожметъ плечами и улыбнется на абсолютную строгость данныхъ предписаній и найдетъ ихъ ребяческими и смѣшными. Но мое мнѣніе таково, что надо умѣть не бояться показаться смѣшнымъ, а высказывать .нравственныя истины не есть дѣло скептика.

Мнѣ извѣстно также, что душевныя болѣзни трудно поддаются излѣченію. Конечно, въ теоріи совершенно достаточно нѣсколькихъ строкъ, нѣсколькихъ пустыхъ совѣтовъ, но на самомъ дѣлѣ ими не будетъ достигнуто никакой практической цѣли и только строго регулярное распредѣленіе времени можетъ оказать въ данномъ случаѣ значительную услугу. Я пойду даже еще далѣе. Необходимо, чтобы душевный врачъ принялъ бы на себя роль надзирателя, я чуть не сказалъ даже шпіона. Ему нѣтъ надобности стѣсняться время отъ времени по утрамъ являться неожиданно передъ своимъ паціентомъ съ тою цѣлью, чтобы видѣть, дѣйствительно ли онъ исполняетъ необходимыя предписанія. Подобная роль нисколько не унизительна.

Хотя въ большинствѣ случаевъ можно ограничиться помощью жены, матери или друга, которые однимъ своимъ присутствіемъ понуждаютъ лѣнивца держать свое слово и признавать свои слабости. И когда съ подобными больными обходятся мягко, — они постоянно бываютъ тронуты оказываемыми имъ заботами и впослѣдствіе никогда не будутъ сердиться на эти незначительныя строгости и нѣсколько надоѣдливую заботливость.

Приложимъ теперь всѣ эти разсужденія къ другой части, къ гигіенѣ тѣла, къ тѣмъ заботамъ, которыя необходимо оказывать желудку лѣнивыхъ субъектовъ. За образецъ мы примемъ строгій режимъ; онъ будетъ относиться только къ больнымъ, уже давно страдающимъ разстройствомъ желудка, слабымъ пищевареніемъ, страдающимъ постоянными мигренями гастрическаго происхожденія. Большинство изъ приведенныхъ ниже предписаній отличается временнымъ характеромъ и ихъ можно оставить, лишь только явится достаточное улучшеніе.

Пищевая діэта.

Продукты вредные — мягкій хлѣбъ, супы, соусы, различныя пряности, несвѣжая дичь, жирныя рыбы, раки, устрицы; сырые овощи (салатъ, редиска); кислые предметы (уксусъ, щавель, томатъ); предметы жирные: свинина (кромѣ нежирной ветчины), пирожки, жареный картофель, сухіе бобы, капуста, цвѣтная и брюссельская, спаржа, сласти, пирожное, молочныя кушанья, сырые фрукты (кромѣ персиковъ и винограда).

Продукты рекомендуемые — черствый хлѣбъ или корки, яйца (за исключеніемъ крутыхъ), постная ветчина, маложирныя рыбы въ жареномъ или вареномъ видѣ, мясо (лучше въ вареномъ видѣ и въ небольшомъ количествѣ), зеленые бобы, пюре изъ зеленаго и сухого горошка, изъ чечевицы, картофеля, пюре изъ вареныхъ овощей (кресъ, шпинатъ, латукъ—салатъ). Въ качествѣ дессерта — сухое пирожное, кампотъ не сладкій, персики и спѣлый виноградъ (въ умѣренномъ количествѣ); сухіе сыры (наир, честеръ).

Пищу слѣдуетъ приготовлять на бульонѣ или маслѣ, хорошаго качества и въ незначительномъ количествѣ; она должна быть немного солона и какъ можно меньше приправлена перцемъ.

Масса врачей запрещаетъ употребленіе кофе. Но, по моему мнѣнію, небольшая чашечка кофе для неврастениковъ скорѣе полезна, чѣмъ вредна. Капитальной важностью является въ данномъ случаѣ и упраздненіе алкоголя, такъ какъ онъ производитъ лишь минутное возбужденіе, и это возбужденіе постоянно сопровождается слабостью. Холодные души, массажъ, вспрыскиванія сыворотки — вотъ средства болѣе чѣмъ достаточныя и къ тому же совершенно безвредныя, и дѣйствіе ихъ болѣе постоянно и энергично, нежели — стакана бургондскаго.

Лѣкарства необходимо по возможности избѣгать: лишь только въ случаяхъ остраго нервнаго состоянія ограничиваться одной ложкой ѵаlег. аmmon. Слѣдуетъ также избѣгать всевозможныхъ бромистыхъ препаратовъ или если и употреблять, то какъ можно меньше. Нѣсколько пилюль панкреатина въ помощь пищеваренію, нѣсколько облатокъ нафтоля — вотъ и все. Однимъ словомъ, какъ можно меньше употреблять лѣкарствъ.

Данное физическое лѣченіе, данная гигіена организма находятся въ зависимости отъ возраста, темперамента и сложенія больного. Безъ сомнѣнія, мы отлично понимаемъ, что все это не излѣчиваетъ отъ лѣни, но только успокаиваетъ и регулируетъ функціонированіе центрально-нервной системы. Это лѣченіе можно назвать предшествующимъ. Лѣченіе же собственно психологическое, именно, — примѣненіе полезныхъ идей, является возможнымъ только на заново распаханной почвѣ, лишенной всякихъ сорныхъ травъ. Устраненіемъ непомѣрныхъ возбужденій, являющихся слѣдствіемъ желудочныхъ броженій, регулированіемъ жизни и предоставленіемъ хорошихъ тонизирующихъ средствъ,—мы предоставляемъ больному мозгу необходимыя продолжительной умственной работѣ спокойствіе и силу.

И въ тотъ день, когда лѣнивецъ будетъ обладать хорошимъ аппетитомъ, легко переваривать пищу, когда онъ будетъ пользоваться здоровымъ укрѣпляющимъ сномъ, когда у него появится сила, способная подчиняться волѣ, — намъ останется лишь указать ему способы пользованія ею. Но ему необходимо также знать, что сила въ мозгу не даромъ накопляется; пусть онъ изучитъ способы расходовать ее правильно; въ противномъ случаѣ ея избытокъ можетъ надорвать нервную систему съ одинаковымъ успѣхомъ, какъ и ея непомѣрное расходованіе. Нервная энергія, имѣющая недостатокъ въ работѣ,—обнаруживается въ формѣ различныхъ нервныхъ припадковъ гнѣва, слезъ. И единственнымъ средствомъ противъ этого является — трудъ.

IV

Гигіена души.

Если мы захотимъ резюмировать въ нѣсколькихъ словахъ свидѣтельство современной психологіи, и главнымъ образомъ цѣнныя изслѣдованія Пьера Жане — О людяхъ съ расшатанной нервной системой, неудачникахъ въ жизни, — мы скажемъ: это умы разсѣянные, поглощенные одной какой-либо опредѣленной идеей; рабы закоснѣлыхъ безсознательныхъ привычекъ, ставящихъ ихъ, если можно такъ выразиться, въ сторонѣ отъ общественной жизни.

Благодаря разсѣянности, обратившейся въ привычку, истерическій субъектъ остается часто безчувственнымъ впродолженіе мѣсяцевъ, являясь какъ бы парализованнымъ. Неврастеники, меланхолики очень часто бываютъ подвержены жестокимъ навязчивымъ идеямъ, и мы знаемъ съ какою удивительною легкостью они становятся морфинистами, алкоголиками и эфироманами.

Сдѣлаемъ попытку, въ видахъ сравненія, найти психологическое опредѣленіе великаго человѣка и мы придемъ къ тому заключенію, что данный герой, почти постоянно немного нервный самъ по себѣ, является обладателемъ разсѣяннаго ума, поглощеннаго какой-либо одной идеей и отличающагося закоренѣлыми привычками, которыя ставятъ его въ данномъ случаѣ, такъ сказать, выше уровня общественной жизни.

Поглощенный идеей о происхожденіи видовъ, Дарвинъ, будучи, внѣ всякаго сомнѣнія, неврастеникомъ, обязанъ былъ мельчайшимъ привычкамъ въ жизни тому, что былъ въ состояніи создать такое колоссальное произведеніе.

Масса и иныхъ примѣровъ, взятыхъ изъ сферы умственнаго господства, — приводитъ въ общемъ насъ къ тому же.

Но данныя особенности великаго человѣка и неудачника являются какъ бы обоюдоострымъ мечомъ, двуличнымъ Янусомъ, И вотъ почему столь много великихъ умовъ постоянно находилось въ страхѣ сдѣлаться неудачниками.

Повсюду имъ грезился призракъ лѣнтяя, яко бы ихъ двойника. И только одна мелкая посредственность находится въ абсолютной безопасности.

Мнѣ кажется, я не ошибусь, если скажу, что отличіе великаго ума отъ безсильнаго невропата является только въ качествѣ ихъ основной идеи и въ превосходствѣ ихъ привычекъ.

Мы часто удивляемся человѣку, когда видимъ, что онъ не растрачивается напрасно, не теряетъ зря своихъ силъ, всѣ его способности утилизируются продуктивно и настойчиво въ зависимости отъ разъ намѣченной цѣли. Это постоянно заслуживаетъ нашего одобренія и побуждаетъ насъ къ подражанію. И въ жизни очень часто является возможность замѣны какой-либо навязчивой абсурдной идеи — идеей прекрасной и плодотворпой и дурныхъ привычекъ — привычками хорошими. Въ этомъ именно и заключается психологическое лѣченіе лѣни.

Душевному врачу предстоитъ лишь отнестись къ своей работѣ терпѣливо. Привить слабому мозгу хорошую опредѣленную идею вовсе не представляется чѣмъ-то невозможнымъ, сверхъестественнымъ, необходимо только приняться за него съ большимъ или меньшимъ искусствомъ. Пріемы, употребительные въ подобныхъ случаяхъ, аналогичны съ тѣмъ, которыми пользуется женщина, желающая непремѣнно понравиться и быть любимой. Посмотрите, что подсказываетъ ей ея непогрѣшимый въ любовныхъ дѣлахъ инстинктъ. Сначала она обыкновенно наряжается съ цѣлью выставить себя во всей своей красотѣ. Затѣмъ она старается, чтобы ее видѣли, какъ можно чаще—для нея необходимо, чтобы ея присутствіе было обычнымъ и желательнымъ, чтобы всѣ отъ нея были въ восторгѣ и страдали бы въ ея отсутствіи. Наконецъ, она добивается вызвать чув-

ство ревности и всѣми способами даетъ понять, что она несравненное сокровище, которымъ, однако, при вашей оплошности можетъ овладѣть всякій другой. Подражайте такой женщинѣ, вы, которые желаете изучить чудное искусство „уловлять души».

Придите на помощь вашему больному въ выборѣ занятія, соотвѣтствующаго его призванію. Укажите ему всю житейскую важность предстоящаго дѣла, возбудите въ немъ надежду на пріобрѣтеніе славы и благополучія впослѣдствіи, изложите ему всю прелесть довольства собой. Говорите объ этомъ упорно постоянно и вы вскорѣ убѣдитесь, что мозгъ вашего паціента будетъ плѣненъ, онъ уже не въ состояніи будетъ избавиться отъ этого плодотворнаго гнета. И, наконецъ, когда эта идея станетъ близкой и дорогой, когда мозгъ привыкнетъ къ ней и полюбитъ ее такъ, какъ любятъ женщину, — принудите понять, что идея въ сущности доступна всѣмъ, что всякій другой болѣе сильный и смѣлый можетъ взяться за нее и выполнить ранѣе васъ. Вотъ какимъ образомъ является возможность извлечь пользу изъ нашихъ наиболѣе несимпатичныхъ недостатковъ, вродѣ тщеславія, ревности и пр. и неотступную, навязчивую идею, являющуюся на самомъ дѣлѣ признакомъ душевной болѣзни, превратить въ предметъ творческой силы.

Какая надежда для всѣхъ лѣнивыхъ и слабыхъ!

Неотступная мысль, — это именно такая, которая является намъ безъ особаго усилія и совершенно независимо отъ насъ. Это независимо импульсивное и, слѣдовательно, не сопровождающееся усталостью вниманіе, которое замѣняетъ волевое, произвольное вниманіе и къ которому такъ мало людей способно.

И я не знакомъ съ качествомъ болѣе высокимъ и болѣе рѣдкимъ, какъ способность сосредоточивать неослабно и постоянно свое вниманіе на данномъ предметѣ, способъ такъ сказатъ, согнуть свою мысль и свободно владеть ею, яко бы по командѣ, въ той или иной области знанія. Это и есть въ душевныхъ отправленіяхъ столь рѣдко достигаемый идеалъ.

Гете достигъ этого только въ концѣ своей жизни и то вслѣдствіе суровыхъ и постоянныхъ упражненій, которыми являлись его каждодневные разговоры съ Эккерманомъ. Но вѣдь это былъ и исключительный мозгъ.

Огромная масса интеллигентныхъ людей думаетъ лишь о тѣхъ предметахъ, которые сами собой приходятъ имъ на умъ. Мы рѣдко дѣлаемъ выборъ въ своихъ мысляхъ, онѣ возникаютъ сами, и преслѣдуютъ насъ, и мы направляемся къ нимъ подобно тому, какъ сомнамбула къ блестящему предмету, обратившему на себя ея вниманіе.

А потому не лучше ли будетъ, если мы, благодаря нѣкоторымъ пріемамъ, выражаясь иначе, хитростямъ, сдѣлаемъ попытку сами создать руководящую идею нашихъ полезныхъ поступковъ и сдѣлаемъ ее неотступной и неодолимой? Безъ сомнѣнія, данная идея, эта главная, преобладающая мысль, должна находиться въ зависимости отъ характера и профессіи каждаго лица и сообразно этимъ условіямъ разнообразиться.

На мою долю неоднократно выпадало лѣчить невропатовъ — лѣнтяевъ, принадлежавшихъ къ самымъ разнообразнымъ соціальнымъ положеніямъ: студентовъ, композиторовъ, военныхъ, писателей, хористовъ, биржевиковъ, переутомленныхъ школьниковъ, политиковъ, несчастныхъ голяковъ и праздныхъ богачей.

Для каждаго изъ нимъ приходилось выбирать извѣстную регулирующую идею, соотвѣтствующую его профессіи и силамъ. Можно очень далеко зайти въ разсматриваніи различныхъ пріемъ при лѣченіи лѣни, и мы остановимся здѣсь на одномъ наиболѣе заслуживающемъ вниманія и наиболѣе общемъ.

При стараніи душевнаго врача привить своему паціенту какою-либо полезную idee fixe, — ему не слѣдуетъ говорить, что выполненіе ея относится къ болѣе или менѣе отдаленному будущему.

Взгляните на молодежь, которая лишь незадолго до начала экзаменовъ приходитъ къ сознанію ихъ трудности, о необходимости наверстать потерянное время и пополнить скудость своихъ знаній. Ими овладѣваютъ угрызенія совѣсти за столько безплодно пропавшихъ часовъ и передъ испытаніями они, работая, выбиваются изъ силъ, но, къ несчастью, поздно. И мнѣ знакома масса людей, всю свою жизнь поступающая такимъ именно образомъ.

Но и это зло поддается излѣченію.

Кандидаты конкурсныхъ экзаменовъ употребляютъ слѣдующіе практическіе пріемы въ видахъ предохраненія себя отъ этихъ ошибокъ. Они раздѣляются на группы, по 10 или 12 человѣкъ каждая, подъ руководствомъ двухъ или 3 старыхъ воспитанниковъ, взявшихъ на себя обязанности организовать и приготовить ихъ къ экзамену. Руководители составляютъ обширную программу, въ которой находятся всѣ могущіе быть заданными вопросы, затѣмъ они намѣчаютъ изъ этой программы извѣстное количество вопросовъ, которое необходимо должно быть пройдено въ данную недѣлю. По субботамъ назначаются репетиціи въ видѣ экзамена. Съ помощью своихъ учителей и товарищей составляютъ и прочитываютъ писанный конспектъ и рѣшаютъ вопросы устно. Въ виду малочисленности учениковъ въ каждой группѣ, имъ очень часто приходится быть на очереди и ихъ постоянно подстрекаемое самолюбіе поддерживаетъ въ нихъ энергію въ теченіе всей недѣли. На многихъ большое дѣйствіе оказываетъ боязнь оказаться смѣшнымъ по прошествіи недѣли, но не подѣйствовалъ бы блѣдный образъ настоящаго экзамена черезъ 8—10 мѣсяцевъ.

Очень хорошо сознается все неудобство подобнаго способа, и мнѣ извѣстно, что, репетиціи подобнаго рода въ закрытомъ учебномъ заведеніи сравнивали съ бѣгами, съ ихъ тренерами, фаворитами й пр. Но развѣ сильные люди, люди съ рѣзко выраженной индивидуальностью не въ состояніи всегда во-время избѣжать даннаго прирученія духа? А подобно организованный трудъ, такіе моменты отдыха въ опредѣленное время являются въ самомъ дѣлѣ весьма существенной помощью для людей разумныхъ, честолюбивыхъ, по слабовольныхъ, о которыхъ и идетъ рѣчь въ нашемъ краткомъ изслѣдованіи вопроса о практической нравственности.

V.

Привычка.

Когда призваніе лѣнивца опредѣлено, когда онъ начертилъ планъ своего дѣла, установивши каждую ступень той лѣстницы, по которой ему придется взбираться, тогда необходимо заставить его перестать быть лѣнивымъ и упорно работать надъ выполненіемъ предначертаннаго дѣла: иначе выражаясь, надъ завоеваніемъ земли обѣтованной. Это — кульминаціонный пунктъ нашего лѣченія души, но не самый еще трудный моментъ нравственнаго лѣченія: подмѣченные мною факты приводятъ меня къ тому заключенію, что самымъ труднымъ дѣломъ въ данномъ случаѣ является то, чтобы воспрепятствовать лѣнивому часто мѣнять свою idee fixe. Если разсмотримъ все съ должнымъ вниманіемъ, то окажется, что подавить самую лѣнь не является уже такимъ труднымъ дѣломъ, какъ это можно было бы представить. Съ этой цѣлью, къ психологической уловкѣ, полезность которой мы уже констатировали и которая состоитъ въ пріобрѣтеніи извѣстной руководящей мысли, — нужно присоединить еще иную подобную же уловку, и именно привычку, обыкновеніе.

Намъ, не безызвѣстно, что невропаты и люди съ разстроенной нервной системой обладаютъ совершенно особымъ стремленіемъ подпадать подъ власть рутинныхъ представленій, повиноваться извѣстнаго рода маніямъ дѣйствовать по извѣстнымъ привычкамъ.

Попытаемся разъяснить это.

Человѣческій механизмъ дѣйствуетъ двумя способами, изъ которыхъ первый заключается въ томъ, что субъектъ совершенно произвольно сосредоточиваетъ всю свою личность, направляетъ всѣ свои умственныя силы на исполненіе одного желанія, повторяя про себя: „хочу!» Подобное усиліе мы называемъ произвольнымъ и нѣтъ ничего другого, что могло бы утомлять до такой степени, на что бы такъ много приходилось расходовать нервной силы.

Второй способъ заключается въ томъ, что мы повинуемся возбуждающимъ насъ внѣшнимъ побужденіямъ, дѣйствуемъ совершенно машинально, и на такое автоматическое дѣйствіе тратится лишь minimum мозговой работы.

Посмотрите на ребенка, учащагося ходить. Въ первое время все его вниманіе, на какое только способно это маленькое созданіе, вся его произвольная энергія сосредоточены на одномъ лишь желаніи: поддержать равновѣсіе и сдѣлать нѣсколько шаговъ. Въ данное время ходьба является произвольнымъ дѣствіемъ, мозговая энергія истощается быстро. Впослѣдствіе, когда ребенокъ уже научится ходить, когда пріобрѣтется нѣкотораго рода навыкъ, ходьба явится для него лишь автоматическимъ дѣйствіемъ, требующимъ весьма мало вниманія, дѣйствіемъ, которымъ будетъ регулировать одинъ спинной мозгъ, безъ участія головного мозга и безъ умственнаго напряженія.

Всѣ, кто изучалъ ѣзду на велосипедѣ, съ особенною легкостью поймутъ истину, что самое изученіе чего-либо трудно: въ первое время все ихъ вниманіе, вся ихъ энергія очень часто даже до боли находились въ напряженномъ состояніи и сосредоточились единственно на желаніи удержать равновѣсіе, тогда какъ въ настоящее время они ѣдутъ, думая о совершенно постороннихъ предметахъ, наслаждаясь воздухомъ и движеніемъ, не чувствуя совсѣмъ ни усталости, ни утомленія. Это отъ того, что они пріобрѣли нѣкоторый навыкъ, привычку.

Наше умственное упражненіе вполнѣ можно сравнить съ тренировкой мускуловъ. Начало тренировки — вотъ дѣйствительно трудная задача, единственно тяжелый моментъ, тогда какъ въ дальнѣйшемъ она приноситъ одно чувство удовлетворенности наслажденія процессомъ работы. Тренировка, главнымъ образомъ, уничтожаетъ усталость и сверхъ того даетъ лицу, ею занимающемуся, пріятное сознаніе возможности совершать такія дѣйствія, на которыя другіе совершенно неспособны. Это столько же касается ученаго, политика, великаго писателя, какъ и спортсмена. Такимъ образомъ, имѣемъ ли мы дѣло съ умственнымъ трудомъ или съ мускульной работой, — пріобрѣсти привычку значитъ обратить произвольное дѣйствіе въ дѣйствіе автоматическое, производящееся само собой, безъ скуки и усталости.

Итакъ, психологическое лѣченіе, до котораго мы дошли, заключается въ томъ, чтобы насколько возможно избѣгнуть первоначальной стадіи тренировки и привычку въ ежедневной работѣ довести до маніи, до второй натуры.

Мнѣ знакома масса дѣятельныхъ людей, которые по воскресеньямъ и праздникамъ страдаютъ тошнотой, головокруженіемъ, мигренью, единственно потому, что въ данный день, вслѣдствіе отсутствія обычнаго труда, ихъ энергія не расходуется. Привычка сдѣлалась для нихъ необходимостью, лишеніе которой пе обходится для нихъ безнаказанно. Къ достиженію этого и должна стремиться искусная тренировка.

Лѣнивцы по выздоровленіи теряютъ всякую способность оріентироваться, теряютъ всякое равновѣсіе, довольство и спокойствіе, когда какое-либо независящее отъ ихъ воли обстоятельство, отниметъ у нихъ работу, сдѣлавшуюся ихъ потребностью.

Я, конечно, не приписываю себѣ изобрѣтеніе этого лѣкарства — привычки. Еще въ древнее время величайшіе умы въ наукѣ, философіи и литературѣ, не будучи въ состояніи выдерживать трудъ съ этими перерывами и не желая каждый разъ испытывать непріятное начало тренировки, скромно подчинялись правилу, которое имъ подсказывалъ ихъ инстинктъ. Этимъ-то способомъ я и воспользовался съ цѣлью сдѣлать изъ него правило общей гигіены.

Мною ранѣе было приведено нѣсколько примѣровъ, показывающихъ, что самые выдающіеся литературные умы XIX столѣтія, великіе творцы произведеній, требующихъ значительнаго количества времени, какъ Бальзакъ, Гюго, Мишле, Дюма-отецъ работали точно такъ, какъ молятся монахи; каждый день въ строго опредѣленное время они начинали работу и работали опредѣленное количество часовъ. И какъ нашъ мозгъ, пріобрѣтя привычку пробуждаться отъ сна въ опредѣленный часъ, самопроизвольно стряхиваетъ сонъ и приказываетъ глазамъ открыться каждое утро въ одну и туже минуту, — равно такъ ихъ умъ, привыкнувъ къ автоматическому возбужденію въ извѣстный часъ дня, призывалъ ихъ къ работѣ, упорно требуя ея, лишь только наступалъ этотъ часъ. Работа становилась для нихъ регулярной потребностью, какъ бы голодомъ души.

Каждый изъ этихъ работниковъ подвергался лишь однажды начальной стадіи тренировки при работѣ. Только первая страница сопровождалась усталостью и требовала особыхъ усилій, — остальныя же шли ровнымъ ходомъ, и однообразіе дѣла не опошляло ихъ вдохновенія и не служило препятствіемъ великому творчеству.

Ж. Зандъ пошла еще далѣе съ цѣлью избѣгнуть тягостнаго усилія начала: не производила перерыва между концомъ одного романа и началомъ другого. Въ этой манерѣ не давать себѣ отдыха послѣ воспроизведенія на свѣтъ опредѣленной работы выражается много пренебреженія, почти даже презрѣнія къ своему дѣлу, — но этотъ случай весьма интересенъ, въ смыслѣ законченности опыта.

Эту трудность начала, вслѣдствіе которой мы такъ дурно работаемъ впродолженіе перваго часа, тогда какъ дальнѣйшее занятіе, когда мозгъ находится въ возбужденіи, происходитъ легко, этотъ тяжкій моментъ отправленія, который испытываютъ работники при каждой новой попыткѣ, — женщина рѣшила преодолѣть разъ навсегда, не позволяя распускаться своей творческой мысли, подобно тому, какъ не позволяютъ погасить пламени въ какой-нибудь доменной печи.

Не слѣдуетъ думать, что великіе умы настоящаго времени менѣе методичны, отличаются большей творческой фантазіей, — нежели ихъ предшественники 1830 г. и средины столѣтія.

Въ своемъ, прекрасномъ романѣ „Cosmopolis», Бурже пишетъ слѣдующее… „что касается романистовъ и драматурговъ, которые хвалятся тѣмъ, что созданы для писанія и которые ищутъ вдохновенія не у своего рабочаго стола и совершенно игнорируютъ правильность привычки, — ихъ дѣло уже заранѣе осуждено на безплодіе».

Я думаю, что Бурже выучился цѣнить преимущество регулярнаго труда у Золя. Такимъ образомъ, мы опять возвращаемся къ автору „Карьеры Ругоновъ». Его психологическая личность, изучаемая съ натуры и вблизи, и послужила исходною точкой для даннаго сочиненія, и онъ окажетъ намъ помощь теперь въ разрѣшеніи нѣкоторыхъ дополнительныхъ вопросовъ.

• Когда лучше работать: утромъ или вечеромъ?
• Когда слѣдуетъ приниматься за работу?
• Какой родъ работы наиболѣе продуктивенъ?

Я придаю особенную важность этимъ вопросамъ.

Лицо, заботящееся о слабой душѣ и желающее привить ей хорошую привычку, — вскорѣ замѣтитъ, что недостаточно дать больному совѣтъ только работать каждый день, въ извѣстный часъ. Тутъ необходимо нѣсколько болѣе труда. Точное опредѣленіе подробностей работы, — вотъ что прививаетъ глубокіе корни привычкѣ — отъ чего зависитъ ея важность.

Чтобы хорошая привычка имѣла значеніе, въ особенности же у человѣка нервнаго, необходимо чтобы она стала почти маніей.

VI.

Условія работы: методъ, необходимость исполненія.

Излагая въ точности правила гигіены, способныя, какъ мы думаемъ, до извѣстной степени возмѣстить отсутствіе нравственной энергіи, и опредѣляя образъ жизни для лѣнивыхъ, мы вынуждены были оставить въ сторонѣ два или три пункта, которые требуютъ болѣе глубокаго изслѣдованія. По моему мнѣнію, слѣдуетъ, чтобы больные, люди съ увлекающимся и безпокойнымъ умомъ, люди, легко впадающіе въ недовѣріе и разочарованіе, безусловно понимали бы цѣли своего врача. Интеллигентный невропатъ не будетъ самъ помогать своему исцѣленію, если онъ не будетъ ясно понимать ведущихъ къ этой цѣли средствъ и ихъ разумности. Для огромной массы лѣнивыхъ, лѣченіе которыхъ пришлось на мою долю, было бы чрезвычайно вредно, если бы я по своему произволу отдавалъ имъ свысока одни только приказанія. Принудьте больного работать опредѣленное время и съ опредѣленнаго момента, по скажите только ему, почему это необходимо. Объясните ему ваши приказанія, потому что гораздо болѣе шапсовъ вылѣчить больного, заинтересовавши его сначала, да и сверхъ того лучшимъ средствомъ внушить къ себѣ довѣріе являются логическія разсуждепія и доказательства того, что говоришь.

1. Въ какой часъ дня необходимо приниматься за работу?

— По вашему мнѣнію утро? Нѣтъ, по моему, вечеръ: у меня являются мысли только между 10 и 12 часами.

Каждому изъ насъ неоднократно приходилось слышать подобный споръ, причемъ одни приводили въ доказательство, что утромъ работается. легче и свѣжѣе, а другіе, что по вечерамъ работаешь съ большимъ пыломъ. Многіе думаютъ, что они, такъ сказать, предопредѣлены къ утреннему или вечернему труду, что это является ихъ неизмѣннымъ роковымъ призваніемъ. Я долгое время и самъ стоялъ за работу въ вечернее время, но въ настоящее время я уже придерживаюсь того мнѣнія, что сама судьба осуждаетъ насъ на предпочтеніе свѣта лампы свѣту солнца. Мнѣ очень хорошо извѣстно, что большинство неврастениковъ воодушевляется только послѣ обѣда, при свѣчахъ, но я знаю отлично также, что они вылѣчатся отъ неврастеніи гораздо скорѣе, если станутъ ложиться спать раньше и утилизировать свои умственныя способности утромъ, немедленно по пробужденіи.

Для насъ въ сущности важнымъ является здѣсь только одно обстоятельство: время работы должно быть постоянною величиною для одного и того же мозга, и этотъ послѣдній обязанъ ежедневно работать въ данное опредѣленное время. На практикѣ постоянно приходится считаться съ современной общественной организаціей, въ особенности въ такомъ городѣ, какъ Парижъ. Нельзя на все время совершенно удалить культурнаго человѣка отъ свѣтской жизни, отъ посѣщенія театровъ и т. п.; поэтому является прямо невозможнымъ всѣ свои вечера удѣлить работѣ, не принося, по крайней мѣрѣ, совершенно безполезныхъ жертвъ, а въ противномъ случаѣ вечерняя работа никогда не станетъ обладать автоматическою правильностью, производящей ненужныя усилія и служащей какъ бы источникомъ энергіи для слабыхъ и бодрости для лѣнивыхъ.

Дѣйствительно, мы располагаемъ по своему произволу только утромъ послѣ пробужденія тремя или четырьмя часами, и мы постоянно можемъ просыпаться въ одинъ строго опредѣленный моментъ, съ тѣмъ, чтобы отдохнуть нѣсколько времени днемъ въ томъ случаѣ, если мы легли слишкомъ поздно. Кромѣ этого повседневнаго удобства необходимо еще имѣть въ виду, что приливъ крови къ мозгу совершается автоматически, и мозгъ принимается за работу тѣмъ легче и тѣмъ охотнѣе, чѣмъ ближе тотъ моментъ, въ который онъ стряхнулъ съ себя сонъ. Примите во вниманіе, что всѣ великіе труженики, къ поучительному примѣру которыхъ мы столь часто обращаемся, — Гете, Дарвинъ, Гюго, Мишле, Дюма-отецъ, Золя работали каждое утро немедленно послѣ пробужденія, и вы придете къ безусловному общему, съ весьма немногими исключеніями, положенію, которое можно формулировать вкратцѣ слѣдующимъ образомъ:

Чтобы затрагивать только minimum нервной системы и ощущать minimum усталости, намъ необходимо заниматься умственной творческой работой ежедневно въ опредѣленный утренній часъ.

Писать, безъ сомнѣнія, лучше всего по утрамъ: всякій, кто занятъ какимъ-либо интереснымъ сюжетомъ или охваченъ какой-либо умной неотступной мыслью, тотъ проводитъ въ размышленіи цѣлый день и такимъ образомъ постоянно приготовляется къ цѣли. Въ данномъ случаѣ можно съ большимъ успѣхомъ подражать Мишле, который по вечерамъ передъ сномъ прочитывалъ свои замѣтки подобно тому, какъ дитя повторяетъ свой урокъ, подраздѣлялъ ихъ, иначе выражаясь, наполнялъ свой мозгъ матеріаломъ той главы, которую онъ готовился писать на слѣдующій день утромъ, и оставлялъ свои мысли прозябать въ спокойствіи ночи. Дѣйствительно, когда мы ложимся спать въ подобномъ настроеніи, то ночью происходитъ какая-то таинственная работа созрѣванія нашихъ мыслей и послѣ пробужденія мы становимся гораздо болѣе подготовленными къ выполненію нашей задачи.

2. Какимъ образомъ слѣдуетъ приниматься за работу?

Однимъ изъ самыхъ великихъ тружениковъ писателей нашего времени высказалъ мнѣ какъ-то (и сначала я даже не повѣрилъ ему), что вся его работа впродолженіе цѣлаго дня портилась, не клеилась и становилась непріятной въ томъ случаѣ, если какое-либо постороннее обстоятельство препятствовало ему приняться за трудъ немедленно же послѣ того, какъ онъ встанетъ съ постели. Ему совершенно достаточно было немного походить по комнатамъ, нѣсколько минутъ позѣвать, открыть книгу или написать коротенькую записку, и его умъ уже не въ состояніи былъ посвятить себя всецѣло своему занятію. Впослѣдствіе мнѣ пришлось наблюдать подобныя оригинальныя слабости также и у многихъ другихъ. Способность ко вниманію у массы выдающихся людей столь капризна, что необходимо схватить ее и овладѣть ею, прежде нежели она вышла изъ-подъ вліянія сна; въ такомъ случаѣ вниманіе повинуется совершенно пассивно по первому призванію и съ большою охотою остается соединеннымъ съ тѣмъ предметомъ, на которомъ желательно его сосредоточить. Ни въ какой иной моментъ дня оно не бываетъ столь послушнымъ. Итакъ, принимайтесь за работу тотчасъ же послѣ того, какъ одѣнетесь и умоетесь, и вами овладѣетъ расположеніе къ труду, и мозгъ вашъ дастъ вамъ сразу самое лучшее изъ всего, на что онъ способенъ. Этотъ небольшой совѣтъ имѣетъ огромное практическое значеніе: положеніе всѣхъ неврастениковъ, въ точности исполняющихъ подобное предписаніе, быстро улучшается, и всѣ они согласны въ томъ, что утренняя, работа приводитъ ихъ на весь остатокъ дня въ счастливо мирное настроеніе духа, безъ малѣйшаго непріятнаго напряженія нервной системы.

Не слѣдуетъ забывать, что огромное большинство лѣнивцевъ принадлежитъ къ категоріи невропатовъ, характеристической чертой которыхъ является именно то обстоятельство, что они придаютъ постоянно громадную важность пустякамъ, а, слѣдовательно, намъ необходимо брать ихъ въ томъ видѣ, въ какомъ они есть, и сражаться съ ними ихъ собственнымъ оружіемъ.

3. Сколько времени слѣдуетъ посвящать работѣ?

Собственно говоря — весьма немного, чтобы, какъ говоритъ пословица, вышло „скоро и споро».

Конечно, по повому этого можно предлагать только индивидуальные совѣты, соображаясь съ требованіями той или другой профессіи и степенью выносливости даннаго организма. Произведите нѣсколько пробныхъ испытаній и, такимъ образомъ, узнайте силы каждаго (неврастеники и лѣнивые обыкновенно неспособны долго работать) и приучите ихъ работать столько часовъ въ день, сколько каждый можетъ вынести; если работа совершается ежедневно, то, чтобы создать крупное произведеніе, не имѣется надобности работать подолгу.

Взгляните на писателей, — я ихъ привожу въ примѣръ не потому, что средства, предложенныя мною относятся исключительно къ нимъ, но потому, что производимую ими работу легче измѣтить, — Викторъ Гюго, работая по 4 или по 5 час. ежедневно (онъ творилъ, даже во время сна), обогатилъ міръ 50 томами изданія ne varietur, не считая посмертныхъ произведеній, которыя еще готовятся къ выходу въ свѣтъ.

Бальзакъ умеръ на 51 году благодаря тому, что перешелъ за эти границы труда и очень мало оставлялъ времени для сна; смерть его произошла отъ истощенія, вслѣдствіе излишка работы, такъ какъ онъ не зналъ никакихъ иныхъ излишествъ: онъ жилъ цѣломудренно и пилъ только одну воду.

Великій Дарвинъ работалъ не болѣе трехъ часовъ каждое утро, прибавляя къ этому иногда по 1/4 часа среди дня, хотя онъ и чувствовалъ себя утомленнымъ.

Золя также проводитъ не болѣе трехъ часовъ за ежедневной работой; благодаря этому, онъ далъ намъ къ 57 году жизни около 42 томовъ сильныхъ и крупныхъ произведеній. Только три часа ежедневной работы! Не поражаетъ ли эта незначительность необходимой потери силъ? Существуетъ ли что-либо болѣе ободряющее и подстрекающее, чѣмъ достиженіе такихъ результатовъ при такихъ малыхъ средствахъ?

Не истощайте силъ лѣнивца, послушнаго вамъ; требуйте отъ него сперва только часъ работы и затѣмъ понемногу увеливайте количество времени, но никогда не старайтесь принуждать къ слишкомъ продолжительному труду; научите его прерывать свою работу небольшимъ отдыхомъ для возстановленія силъ, напримѣръ, хожденіемъ взадъ и впередъ по комнатѣ въ теченіе нѣсколькихъ минутъ или, наоборотъ, нѣсколькими минутами лежанія въ постели, если мозгъ его имѣетъ склонность къ аналіи.

Преслѣдованіе только одной руководящей идеи работать всегда съ яснымъ пониманіемъ цѣли — вотъ что предохраняетъ насъ отъ слишкомъ долгаго сидѣнья за рабочимъ столомъ. Если мысль занята однимъ и тѣмъ же предметомъ, пишетъ итальянскій физіологъ Mocco, то, благодаря этому, работа сильно ускоряется. Это мнѣніе очень вѣрно, и, руководствуясь имъ, мы всегда можемъ работать успѣшно.

Кромѣ того, не замѣчали-ли вы, что работа идетъ гораздо быстрѣе, когда время, назначенное на исполненіе ея, ограничено вами? Какъ знать, не совершаетъ-ли рудокопъ большее количество работы въ назначенные имъ 8 часовъ, чѣмъ онъ совершаетъ теперь въ 9 или 10 часовъ, ненавидя навязанныя ему хозяиномъ правила?

4. Какая же работа предпочтительнѣе? — спросимъ мы еще разъ.

Но въ данной формѣ вопросъ является очень загадочнымъ: намъ невозможно выбирать трудъ, ибо всякому изъ насъ приходится подчиняться тому ремеслу или занятію, къ которому онъ чувствуетъ призваніе или которое навязывается ему обстоятельствами. И я буду говорить не объ этомъ, а объ другомъ выборѣ, въ которомъ мы болѣе свободны.

Въ сферѣ умственныхъ занятій и свободныхъ профессій нашими духовными способностями можетъ овладѣвать трудъ двоякаго рода: трудъ пріобрѣтающій и продуктивный — ученье и творчество.

Интеллигентные люди совершенно удовлетворяются накопленіемъ или пріобрѣтеніемъ научныхъ свѣдѣній и ощущеній, доставляемыхъ имъ искуствомъ: это диллетанты, это любители учености. Другіе же, вмѣсто того, чтобы устраивать въ своемъ мозгѣ запасный амбаръ свѣдѣній, дѣлаютъ его обильнымъ источникомъ произведеній искусства, безразлично въ видѣ ли дворца, картины, симфоніи, поэмы или научнаго изобрѣтенія.

Одни получаютъ, — другіе даютъ. Диллетанты и любители учености пользуются исключительно своими чувствительными нервами и всю силу своего сознанія употребляютъ на интенсивную и страстную перцепцію огромнаго количества ощущеній искусства или новыхъ научныхъ свѣдѣній.

Умы продуктивные всю свою умственную энергію сосредоточиваютъ на двигающихъ частяхъ своего мозга. Одно лишь слабо отмѣчаютъ большое количество получаемыхъ ими извнѣ ощущеній, стремясь немедленно же превратить ихъ въ личныя творенія, въ вполнѣ законченную работу. Обладатели въ огромной массѣ случаевъ не большой эрудиціи и едва сознающіе цѣнность своихъ изобрѣтеній, являются людьми дѣла, творцами великихъ произведеній, и имя ихъ становится неразрывно связаннымъ съ книгой, написанной ими или съ ихъ великимъ открытіемъ: они служатъ воплощеніемъ созидающей силы.

Критики въ данномъ случаѣ занимаютъ среднее мѣсто. Они, безъ сомнѣнія, вліяютъ и дѣйствуютъ, ибо пишутъ и печатаютъ, но, главнымъ образомъ они являются умами поглощающими, такъ какъ въ общемъ гораздо болѣе получаютъ, нежели даютъ сами. Они запасаются впечатлѣніями, получаемыми ими отъ природы или отъ твореній другихъ лицъ, дѣлаютъ сравненія этихъ впечатлѣній, уясняютъ ихъ и извлекаютъ изъ нихъ сужденія и общія идеи.

Слѣдовательно, моральному врачу предстоитъ поставить себѣ вопросъ, какой изъ данныхъ трехъ видовъ труда яснѣе всего истощаетъ нервную систему и какой наиболѣе способствуетъ состоянію вожделѣннаго здравія.

Какой же выборъ посовѣтуетъ намъ гигіенистъ души?

По теоріи слѣдуетъ поступить такъ, чтобы установить равновѣсіе и гармонію, дабы количество и сила нервныхъ колебаній, исходящихъ изъ нашего мозга, были бы хотя приблизительно равны количеству и силѣ нервныхъ колебаній, получаемыхъ нами отъ внѣшнихъ впечатлѣній и чтенія.

На практикѣ же намъ приходится наблюдать такого рода факты. Journal de Goncourt говоритъ, что въ 30 лѣтъ Мишле страдалъ ужасными болями въ желудкѣ и мучительными мигренями. Пріобрѣтая знанія, посвящая все свое свободное отъ лекцій время чтенію, онъ еще совершенно не былъ занятъ вопросомъ о дѣлѣ личнаго творчества, не собирался совсѣмъ воспроизвесть тѣ образы, которыми в послѣдствіе возвеличилъ, преобразилъ и воскресилъ факты нашей исторіи этотъ мозгъ великаго поэта.

Шестинедѣльное пребываніе въ абсолютномъ умственномъ покоѣ не привело къ видимому облегченію. Тогда онъ рѣшилъ не читать больше книгъ, а писать ихъ.

Съ того времени, какъ его нервный аппаратъ съумѣлъ стать самъ двигающимъ, по скольку ранѣе онъ былъ только ощущающимъ, съ того дня, какъ онъ началъ безъ всякаго счета расходовать нервную силу, сосредоточенную въ немъ чтеніемъ, онъ вылѣчился отъ мигреней и въ то же время сдѣлался великимъ писателемъ. Я убѣжденъ, что таково именно и должно быть толкованіе подобнаго случая изъ исторіи литературы и въ краткихъ словахъ его можно разюмировать слѣдующимъ образомъ: будучи обремененъ излишкомъ эрудиціи, Мишле нашелъ облегченіе отъ этого утомленія только въ активной мозговой дѣятельности.

Мнѣ извѣстны и другіе подобные случаи. Я уже имѣлъ случай упомянуть о тѣхъ дѣятельныхъ людяхъ, которые дѣлаются печальными и раздражительными исключительно по воскресеньямъ и страдаютъ въ данный день мигренью потому, что они лишены традиціонной умственной работы; имъ помогаетъ и приводитъ ихъ въ равновѣсіе какой-нибудь часъ велосипедной ѣзды, являясь компенсирующей тратой мышечной энергіи.

Меланхолія и наклонность къ пессимизму, безъ сомнѣнія, являются тѣсно связанными съ состояніемъ истощенія вслѣдствіе избытка впечатлѣній; Созидающіе умы никогда не бываютъ истинно печальными: какова бы ни была описываемая ими скорбь, въ нихъ постоянно чувствуется непреоборимая любовь къ жизни и силѣ или какая-либо стойкая и живучая надежда. Никто бы не осмѣлился обрисовать въ драмѣ или романѣ характеръ, въ которомъ бы смѣшались разочарованіе въ жизни и творческое могущество.

Des Esseintes Гюисмана представляется типомъ пессимиста, пресыщеннаго артистическими впечатлѣніями, истощеннаго эрудиціей, и который не въ состояніи рѣшиться сѣсть на желѣзную дорогу. Общая ошибка, свойственная данной категоріи людей, состоитъ въ томъ, что они всѣ считаютъ себя истощенными усталостью, между тѣмъ какъ немного личной работы, ограничивая излишекъ ихъ нервныхъ колебаній, облегчило бы ихъ и сдѣлало ихъ болѣе сильными и болѣе легкими, что на самомъ то дѣлѣ одно и то же. Всѣ умы, обладающіе громадной эрудиціей, такъ сказать, слишкомъ полнокровные, имѣютъ необходимость въ огромной активной дѣятельности, въ постоянномъ творчествѣ, дабы прійдти къ равновѣсію, дабы уничтожить меланхолію, болѣзнь, которая часто причиняется излишкомъ траты, но, быть можетъ, еще чаще является, какъ результатъ обилія впечатлѣній, какъ излишекъ ихъ, подобно тому, какъ подагра является болѣзнью, вслѣдствіе излишка питанія и недостатка выдѣленій.

Въ данномъ мѣстѣ мы можемъ еще разъ распространить на нашу сферу формулу, примѣнявшуюся въ механикѣ, и сказать: пессимистическое настроеніе, т. е. ощущеніе, что сумма зла далеко превосходитъ сумму добра, у культурныхъ людей прямо пропорціонально скопленію въ мозгу ученыхъ свѣдѣній или впечатлѣній искусства и обратно пропорціонально тратѣ интеллектуальнаго труда.

И вы совершенно вправѣ были предложить намъ слѣдующій вопросъ.

Какую работу надо предпочесть? Новѣйшая физіологія напоминаетъ намъ старый девизъ „bonum est diffusum sui“, т. е. благо состоитъ въ фактѣ саморасточенія. Счастіе въ активной дѣятельности. Работайте, но не на одинъ лишь словарь, какъ тотъ Вилъе-де-Лилъ-Адамъ, который расточалъ безслѣдно самое лучшее изъ своего генія въ болтовнѣ по портернымъ и полпивнымъ.

Остерегайтесь счесть желаніе дѣятельности и размышленіе о ней за самое дѣло. Умъ созданъ не исключительно для этого чистаго размышленія, подобно тому, какъ корабль созданъ не для того, чтобы совершать рейсы по морю, — его цѣлью служитъ доставленіе въ безопасную удобную гавань людей и необходимые имъ продукты. Точно также и мозгъ человѣка созданъ не для того только, чтобы витать въ сферѣ однихъ только размышленій, но для того, чтобы осуществлять добрыя намѣренія, создавать произведенія, полезныя для духовной жизни человѣка, т. е. способныя сдѣлать эту жизнь болѣе прекрасной, возвышенной и благородной.

→ Скачать PDF «Лень и её лечение»

О базовых типах физической активности

Школа или экология? Что является причиной ухудшающегося здоровья детей.